К сожалению, закон о санкциях сейчас применяют по-другому. И меня беспокоит то, что СНБО превратился в некий внесудебный орган, который принимает решение, исходя из каких-то собственных убеждений. Такое мнение в ходе интервью изданию «Закон и Бизнес» высказал юрист, член Комитета ВР по вопросам правовой политики Сергей Власенко.

Народный депутат не первый год настойчиво добивается того, чтобы парламент ввел как одно из оснований для увольнения судьи «вынесение решения с нарушением ст.18 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, установлено решением Европейского суда по правам человека». Журналист «ЗиБ» Виктория Якуша поинтересовалась у него, принимаются ли такие судебные решения сегодня в Украине и не следует ли под этим же углом рассматривать санкции, введенные против украинских граждан по решению Совета национальной безопасности и обороны.

— По вашему мнению, за последние годы, то есть уже после смены власти в 2019 году, суды Украины выносили решения, которые могут быть расценены Евросудом как политически мотивированные?

— Оценивать судебное решение можно, только проанализировав его, материалы дела и тому подобное. Но сообщения в СМИ позволяют говорить, что в отдельных случаях ЕСПЧ может дойти до применения ст.18 конвенции и установить политические мотивы преследования того или иного лица. Однако мой законопроект о другом.

На самом деле мы как государство декларируем, что идем в Европейский союз, поддерживаем конвенцию, соглашаемся со всеми стандартами Совета Европы, выполняем все решения ЕСПЧ … Но даже в тех случаях, когда в Страсбурге установили, что правоохранительные или судебные органы действовали грубо, предвзято, пренебрегая нормами конвенции, государство проявляет бездействие. У нас ни один милиционер или судья, не только не был привлечен к ответственности в результате таких решений, их дела даже не рассматривались в дисциплинарном порядке. По крайней мере мне не известно ни одного такого случая.

А если ЕСПЧ установил нарушение ст.18 конвенции, то это значит, выражаясь не юридической, а человеческим языком, что, по сути, он установил вину судьи. Потому что ст.18 конвенции — очень специфическая. Во-первых, она сама по себе отдельно не применяется, она применяется только в сочетании с ст.5 и 6 конвенции. В этих статьях говорится о незаконном задержании, аресте и нарушении права на справедливый суд. Надо наконец поставить предохранитель, чтобы судьи понимали: если ЕСПЧ признает факт грубых нарушений при рассмотрении дела, то будет наказание. К сожалению, пока это не действует.

— А почему коллеги вас не поддерживают? На заседаниях Комитета Верховной Рады по правовой политике уже много раз рассматривался этот ваш законопроект, и вы вносили ряд изменений в него, но должной поддержки после долгих обсуждений он так и не получил.

— При всем моем уважении к этим коллегам и уважении к их профессорским званиям, докторским и кандидатским степеням в области права люди просто не понимают, во-первых, что такое конвенция, во-вторых, что такое ее ст.18, и, в-третьих, что такое практика ЕСПЧ. Поэтому они придумывают аргументы, которые не имеют под собой ничего реального и серьезного. Это не аргументация, а набор юридических терминов, некая юридическая абракадабра, которая в своей совокупности не имеет никакого смысла. Они это придумывают для того, чтобы сказать, что законопроект якобы в чем-то посягает на права, и умолчать о том, что это нарушает чьи-то интересы.

— Есть ли у вас уверенность, что украинская судебная система способна противостоять политическому давлению власти, в частности в вопросах, которые чиновники публично связывают с интересами национальной безопасности и терроризмом? Ведь судьи Верховного суда рассматривают жалобы украинских граждан и юридических лиц по примененным к ним ограничениям, рискуют нарваться на уничтожающую критику, если решатся принять решение вопреки рекомендациям СНБО.

— Такая проблема существует. Но это вопрос к каждому отдельному судье. Когда мы спрашиваем, способна система сопротивляться давлению, то понимаем, что это она состоит из людей. Я понимаю, что на самом деле все судьи уязвимы: с точки зрения декларирования имущества, у каждого были решения, отменены апелляционной или кассационной инстанцией. Если придут и скажут: «У тебя уже было 10 отмен. Если ты это решение не вынесешь, мы передадим тебя в руки Высшего совета правосудия и дальше будем пить из тебя кровь», — то дальше все будет зависеть от конкретного судьи.

Я ставлю себя на место судьи и задаю вопрос: а если бы я был уверен в правосудность решения, кто меня мог бы сдвинуть с этой позиции? Да, меня пугали, что-то рассказывали, но я не представляю, чтобы мне кто-то мог указать, какое решение следует вынести, и я бы к этому прислушался. Это — неработающий механизм. Поэтому это вопрос скорее к самим судьям — насколько они готовы выносить законные и справедливые решения, несмотря на существующее или мнимие, гиперболизированное давление на судебную систему.

— Некоторые юристы считают, что закон «О санкциях» сейчас используется как инструмент привлечения украинских граждан к политической ответственности. Вы, как законодатель, видите потребность в его усовершенствовании, чтобы он не превращался в некий внесудебный способ преследования и наказания оппонентов власти?

— Во-первых, санкции уже превратились во внесудебный способ расправы с теми, кого власть желает наказать. На самом деле это и есть идея такого юридического инструмента, как санкции. Санкции применяются в случае, когда государство не может применить обычные механизмы привлечения к ответственности.

Предположим, иностранец совершает какие-то действия, наносящие ущерб государству, например в вопросах национальной безопасности, но государство не может до него дотянуться. Тогда против него и предприятий применяются санкции. Или когда гражданин Украины выехал, постоянно проживает за границей и его не может достать государство. Тогда в этом есть логика.

Украинский закон сформулирован несколько иначе. Он сформулирован так, что под санкции подпадают иностранцы, иностранные компании (в широком смысле этого слова) и украинские граждане, связанные с терроризмом. Понятно, что закон направлен против тех, кто напрямую связан с терроризмом.

Но, к сожалению, сейчас его применяют по-другому. И меня беспокоит то, что СНБО превратился в некий внесудебный орган, который принимает решение, исходя из каких-то собственных убеждений. При этом не дают возможности защищаться и высказываться тем, на кого нападают. И выглядит это очень плохо, тем более что после этого не появляются уголовные дела.

Первые санкции были наложены на Виктора Медведчука и Тараса Козака. Сказали, что они финансировались средствами, которые поступали из неподконтрольных территорий, а это деньги, связанные с терроризмом. Если это действительно так, почему до сих пор нет уголовных производств по этому вопросу?

И вот мы послушали одно из последних заявлений генерального прокурора Ирины Венедиктов, который сказал, что к Медведчуку действительно есть претензии, но не в отношении терроризма, а по перемещению дизельного топлива за пределами таможенного контроля. Это же совсем другая история. И совершенно точно, что для того, чтобы бороться с контрабандой, не надо применять санкции СНБО. Для этого просто должна нормально работать Государственная таможенная служба — не брать взяток и не помогать контрабандистам. И тогда не будет у нас контрабанды.

Однако кропотливая работа, например по реформированию Гостаможслужбы, подменяется хайповимы решениями СНБО, которые очень нравятся людям, но, к сожалению, к ответственной работе и государственной позиции, на мой взгляд, не имеют никакого отношения.