В действительности мы ведем две войны. Одна традиционная – против напавшего на нас врага, оккупировавшего наши земли и декларирующего планы стереть Украину с политической карты мира. Здесь все более или менее понятно: пока мы не докажем на поле боя орде, что трогать нас себе дороже, надо сцепить зубы и воевать. Как бы тяжело ни было и как бы ни хотелось мира. За стол переговоров можно садиться, только заставив россию признать fait accompli: Украина существует и она сама будет решать, как ей жить, с кем дружить, на каком языке говорить.

Все, что мы можем обсуждать с Россией: пограничный режим, послевоенная торговля, транспортные коридоры и т.д. Никакого права голоса, а тем более вето, россия в украинских делах не имеет. И эта формула гораздо важнее послевоенных границ и даже (ныне призрачного) вступления в НАТО или присоединения (реалистичного) к ЕС. Эта война за украинскую субъектность. Или мы ее отстоим (причем не только в отношении России), или, несмотря на все жертвы и героизм, войну мы проигрываем. Это действительно тот случай, когда субъектность или смерть.

Вторая война коварнее и опаснее. Потому что мы воюем за возвращение украденного украинского государства. К сожалению, украинское государство не является республикой в ​​том оригинальном смысле, в котором это слово звучит на латыни: Res Publica – общее дело. Безусловно, украинцы (и этнические, и политические) являются бенефициарами украинской государственности. Возможно, более всего в плане идентичности. Несмотря на то, что государство вмешивается в этот тонкий, щепетильный и я даже сказал бы «интимный» вопрос, прокрустово ложе, которое предпочитало сделать из украинцев (и не только) «советских людей» без рода и без памяти, давно на свалке истории. Мы можем дискутировать и обсуждать, что значит быть украинцем, насколько инклюзивными должны быть украинская культура и украинский исторический пантеон, но это наша дискуссия. И только нам, украинцам, искать и давать ответы на эти непростые вопросы.

А вот с бенефициарами материальных благ, которые дает украинская государственность, все гораздо печальнее. Из-за использования земли, недр, налогов и «силовиков» (язык не возвращается назвать их правоохранителями) государство перераспределяет активы, которые должны принадлежать многим, в пользу небольшой клики власть имущих. Причем их имена меняются: позавчера это был Янукович и донецкие, до него – Кучма с выводком олигархов, фактически приватизировавших государство, потом – Порошенко с Медведчуком и со своими кононенками и свинарчуками, сегодня Зеленский – с «пятью-шестью эффективными менеджерами». Главный признак украденного государства – в нем чиновником быть выгоднее, чем бизнесменом. Ибо власть в ней – самый маржинальный товар. Носители которой активно конвертируют его в деньги и другие активы. Причем от глав АМКУ, губернаторов и прокуроров до районных военкомов. И здесь мы довольно похожи на россию, которую Карамзин когда-то описал одним словом: «Крадут».

Но есть существенная разница между российской и украинской государственностью. Одна становится все более наследственной (династия патрушевых и их идея «неодворянства» – яркий тому пример), вторая – краткосрочной. Потому что каждый электоральный цикл похож на кадровое землетрясение, а новые чиновники в худших коммунистических традициях верят, что история должна начаться именно с них. Поэтому и воруют примитивно, несистемно, как в последний день. Потому что никто в этом государстве не считает даже на несколько лет вперед: ночь продержаться и простоять день. А там хоть трава не расти…

Поэтому наша война так сложна, потому что нам нужно освободить не только оккупированные территории, но и репреватизировать государство, которое должно стать «общим делом», а не инструментом обогащения носителей властных полномочий и приближенных к ним «бизнесменов». Если мы не хотим, чтобы результатом этой страшной войны стала реализация известного лозунга «Украину должны грабить украинцы», а также разрешение посполитым на отдельную украинскую идентичность, мы должны понять, почему американцы называют свою войну за независимость Revolutionary War. Потому что war – это о войне за независимость от англичан, а revolutionary – это о социальных и политических изменениях, которые на протяжении полутора веков превратили далекие заокеанские колонии, мировую периферию в лидера свободного мира.

Ибо любые победы на фронте, любая технологическая революция в вооружениях, любое геройство на передовой и волонтерство в тылу, любая Курская офензива дают нам шанс на другую Украину. На реприватизацию государства и настоящую Res Publica – общее дело миллионов украинцев. Государства, которое будет служить нам, а не касте министров, губернаторов, генералов, прокуроров и других «эффективных менеджеров».

Мы, уже трижды выиграв, проигрывали, упустив шанс на радикальные преобразования, которые давали нам наши восстания, которые мы называем «революциями». Поскольку независимость – цель, а не шанс на создание эффективного государства, тогда «идентичность – наше все». Спросите у алжирцев. Сегодня никто их больше не назовет французской колонией. Но и успешной нацией тоже…

Рекомендуем к просмотру: «Нам нужна передышка и смена власти»: Украина трещит по швам. Геннадий Друзенко