Написание национального диктанта, а потом с гордыми мордашками демонстрация оного — это еще одна форма тупорылых вуду-практик карго-культа.

Адепты карго-культа искренне верят, что если из букв х,у,й,н,я складывать красивый каменный цветок, то их жизнь сложится к лучшему сама по себе, магическими и понятным только им, способом.

Именно таким способом дегенераты из Директории пытались защитить государственность, послав хор по Европе петь красивые песни. В их понимании песни должны были мотивировать Европу сделать за истинноверующих в магию домашнюю работу, которую они либо по тупости, либо из-за лени делать не собирались. И вот прошло сто лет и опять мы видим радостные ебальники, которые ждут результат, который в очередной раз их огорчит. Это как с актом Злуки, которую каждый год выпячивают, как нечто особое, забывая, что после Акта Злуки между УНР и ЗУНР последовал его разрыв. Потому обманули и кинули друг друга.
И так во всем в Украине. Громко и пышно делается самый простой шаг «а», чтобы продемонстрировать какое-то намерение, чтобы потом не сделать элементарные, но требующие кропотливости и упорства «б», «с», «д», «е». И получается, как в той песне:

Вроде не бездельники и могли бы жить
Им бы понедельники взять и отменить
Им бы понедельники взять и отменить
Вроде не бездельники и могли бы жить

И по факту получается все, как на картине Питера Брейгеля Старшего «Слепые». Одни слепые ведут других слепых, а те третьих. И ходят эти слепые по кругу, чтобы прийти к тому же результату, что описал наш незабвенный классик:

Село неначе погоріло,
Неначе люде подуріли,
Німі на панщину ідуть
І діточок своїх ведуть!..

И к той панщине украинцы, замордованные с детства бессмысленными ритуалами, приучающими принимать бред и идиотизм с покорностью, достойной лучшего применения, приходят уже готовенькими. Ибо жизнь в бреду и белой горячке с самого детства ломает даже самых сильных. Ведь тебя с детства убеждают, что «свобода — это рабство», что «война — это мир», и главное не забывать вовремя бормотать слова «єднання», «мова», «віра», «і все буде добре».

Занавес опускается, слышится хриплый, унылый голос Славика Вакарчука и нестройные, жидкие аплодисменты, охуевшей и уставшей от всего этого публики.