В недалеком 2015 г. Великобритания претендовала на роль «основного партнера Китая на Западе», будучи государством-основателем Азиатского банка инфраструктурных инвестиций с неоднозначной репутацией вопреки сопротивлению США. Еще в формате членства в ЕС дипломаты Королевства настаивали на заключении официального торгово-инвестиционного соглашения между ЕС и Китаем. Си Цзиньпин даже удостоился роскошного государственного визита в Лондон. Англии же светило китайское будущее…

Однако, с 2020 года Великобритания превратилась из лучшего европейского друга Китая в ярого критика, перечеркивая десятилетия внешнеполитического консенсуса радикальным для Западного мира образом.

Островное государство стало первой европейской державой, которая официально заблокировала доступ Huawei к своей телекоммуникационной сети 5G, инициировала международное осуждение варварского отношения Пекина к уйгурам в Синьцзяне, отозвала британскую лицензию на вещание глобальной телевизионной сети Китая (CGTN) и обеспечила возможность британского гражданства для миллионов тех, кто спасался от китайских репрессий в Гонконге.

Причин для такого поворота было предостаточно: Brexit означал, что Великобритания, разорвав связи со своим ближайшим экономическим партнером ЕС, не могла позволить себе рисковать своими отношениями со своим союзником в области безопасности — Соединенными Штатами. Затем пандемия усилила общественное беспокойство по поводу зависимости Запада от Китая. Но, пожалуй, больше всех отличился Дональд Трамп. Он вводил тарифы на сталь для союзников и унижал их лидеров, и в то же время требовал, чтобы они выступали на стороне США против Китая. И хотя британское будущее когда-то казалось китайским, оно снова стало американским. Но в последние месяцы начало происходить что-то странное: Лондон вновь смягчил позиции в отношении Китая. Уходящий премьер Борис Джонсон в этом году подтвердил возобновление торговых переговоров с Поднебесной, а его правительство одобрило продажу производителя микрочипов китайской компании (хотя сейчас это вызывает сомнения).

Метаморфозы британской дипломатии последних лет стали ярким примером того, как государства справляются с различными геополитическими потрясениями, происходящими в ответ на подъем Китая, — проблему, на которую пока никому не ясно, как реагировать.

В Вашингтоне сформировался двухпартийный консенсус относительно того, что «взаимодействие» с Пекином потерпело неудачу и что Китай является единственным серьезным соперником американского господства в ХХІ веке. Для континентальной Европы Пекин — не столько противник, сколько элемент риска в аспекте приспособления, управления и признания. А усиление его мощи — это возможность «выудить» побольше «стратегической автономии» от США. Для Британии, застрявшей между США и Европой, это смесь всего вышеперечисленного.

Для лучшего понимания ситуации я пообщался с более десятка высокопоставленных правительственных чиновников, дипломатов, внешнеполитических аналитиков и сенаторов в США, Великобритании и Европе (Многие общались на условиях анонимности при обсуждении деликатных нюансов управления).

Из этих разговоров сформировалась картина того, что Великобритания крепко держится за новый консенсус США, отчасти из-за представления о своих интересах, а отчасти — из-за американского давления, в то же время пытаясь сохранить по возможности свои экономические приоритеты в отношениях с Китаем перед лицом реалий ХХІ века.

Пример Великобритании показывает, как углубляющееся противостояние между Вашингтоном и Пекином трансформирует государства среднего уровня, стремящиеся избежать вовлечения в новую холодную войну. И что более важно – США будет непросто удерживать контроль над тем мировым порядком, который они установили.

Десятилетиями Британия следовала достаточно последовательной политической стратегии в отношении Пекина, пытаясь балансировать между вопросами безопасности и экономическими возможностями, периодически «теряясь» в вопросах сотрудничества.

Еще в 2003 году главная телекоммуникационная компания Великобритании обратилась к правительству Тони Блэра с просьбой о разрешении работать с малоизвестной тогда китайской компанией Huawei с целью модернизации сети Великобритании. От партнерства отказались чиновники, которые были более обеспокоены войнами в Ираке и Афганистане, проблемой терроризма и Россией, чем какой-то китайской фирмой. Однако к 2008 году британские спецслужбы предупреждали, что китайское государство может использовать Huawei для получения доступа к британской телекоммуникационной сети. Вскоре после этого правительство — тогда возглавляемое Гордоном Брауном — создало наблюдательный орган для слежки за Huawei, первую в своем роде организацию с участием группы бывших британских чиновников и экспертов, проверенных на благонадежность, которые должны были следить за компанией Huawei изнутри с целью защиты британских интересов. По сути, Великобритания была настолько обеспокоена шпионажем Китая, что потребовала создать в Huawei специальное подразделение для слежки за китайцами, но не настолько, чтобы расторгнуть контракты с Huawei.

Как раз при этих раскладах Дэвид Кэмерон занял пост премьер-министра в 2010 году, когда дозированное партнерство с Китаем принесло конкретные выгоды для Великобритании, но при этом затраты трудно было просчитать. В течение шести лет своего правления Кэмерон расширял контакты, пытаясь модернизировать британскую инфраструктуру и открывать новые рынки для индустрии финансовых услуг.

В 2014 году Лондон стал одним из первых международных клиринговых центров для китайской валюты, а затем опередил своих конкурентов и стал крупным офшорным центром торговли юанями. В следующем году Кэмерон пригласил Си посетить Лондон с государственным визитом, объявив о начале «золотой эры» в отношениях.

Это был не единичный случай, а кульминация британской стратегии, восходящей как минимум к началу века. Великобритания использовала свое членство в ЕС, чтобы превратиться в финансовые ворота Китая на континенте.

Затем случился Brexit. После референдума Кэмерона сменила Тереза ​​Мэй — «китайский ястреб», более вовлеченный в вопросы безопасности. До этого она проработала 6 лет в Министерстве внутренних дел и отвечала за агентство внутренней разведки МИ-5. Одним из ее первых шагов на посту было приостановление проекта строительства британской атомной электростанции с китайскими инвестициями. А в начале 2018 года во время трехдневного визита в Китай Мэй отказалась подписать соглашение о предоставлении официальной поддержки Великобританией инфраструктурных проектов в рамках инициативы Си «Один пояс – один путь», и соответственно, каких-либо рычагов влияния.

В очередной раз экономические интересы превалировали над политическими рисками. Первоначальная осторожность Мэй в отношении Китая изменилась под давлением факторов, повлиявших на Кэмерона, Брауна и Блэра: в апреле 2019 года промелькнула новость о том, что Мэй собирается одобрить участие Huawei в строительстве сети 5G в стране. К тому времени она избавилась от опасений касательно вовлечения Китая в британскую атомную промышленность. И вдруг снова помешал Brexit.

На смену Мэй пришел Джонсон, гораздо более либеральная фигура в вопросах безопасности и Китая. Джонсон незамедлительно вернулся к прежней британской политике, заявив, что, несмотря на яростное сопротивление США, Великобритания позволит Huawei сыграть свою роль во внедрении 5G.

Однако на следующее утро после решения Джонсона о Huawei китайский студент позвонил в службу экстренной медицинской помощи, жалуясь, что он и его мать, приехавшие из провинции Хубэй, плохо себя чувствуют. Тем ранним утром в 7:50 двое медработников в защитных костюмах прибыли в отель их пребывания, чтобы забрать их в больницу. Они станут первыми в Британии, чей тест на коронавирус окажется положительным. В результате от COVID-19 в Англии умрут более 200 000 человек. Китайская политика нулевой терпимости к коронавирусу и первоначальные попытки скрыть новости о вспышке вызовут осуждение в демократическом мире и требования возмездия.

Но еще до пандемии отношение США к Китаю резко ухудшилось – в основном из-за целенаправленных ожесточенных нападок на страну со стороны Трампа. Этот разлад в любом случае был неизбежен, учитывая соперничество между двумя великими державами, но Трамп сыграл свою роль, ускорив этот процесс и превратив его в политический скандал.

К маю 2020 года США усилили давление на Великобританию и других европейских союзников, объявив о санкциях против Huawei, которые, по сути, лишили ее возможности использовать американские технологии. А это означало, что британские спецслужбы больше не могли гарантировать безопасность Huawei, потому что компания переходила на незападные технологии, не полностью понятные британцам.

Это, собственно, и послужило причиной, почему США ввели свои санкции, что и стало сокрушительным ударом по британской стратегии осторожного взаимодействия с Китаем. В июле 2020 года правительство Джонсона стало первым в Европе, объявившим, что доступ к британской сети 5G будет закрыт для Huawei.

Посол КНР в Лондоне Лю Сяомин заявил, что решения Великобритании касательно Huawei, как и политика по Синьцзяну и Гонконгу «вбили клин» между двумя странами, и Соединенное Королевство «заплатит за это». Китайские государственные СМИ пригрозили «ответными действиями». Итак, давняя стратегия Лондона провалилась не по своей вине, а по причине чужих решений. Британская внешняя политика оказалась вынужденной приспосабливаться к миропорядку, который она стремилась избежать.

Когда я сообщил об этом министру иностранных дел Великобритании Лиз Трасс, она отвергла (хотя и несколько неубедительно) идею о том, что государство фактически было вынуждена изменить свою политику в отношении Поднебесной.

Трасс, потенциальный премьер-министр на смену Джонсону, сказала мне, что российское вторжение в Украину сплотило против России страны, среди которых не все — либеральные демократии, но все — против такого мира, в котором «все решает сила». В ответ я предположил, что отчасти «все решает сила». В конце концов, мы живем в американском мире, где США используют свою власть, чтобы устанавливать правила. «Я с этим не согласна. — ответила Трасс. — Мы живем в мире, где существует коалиция наций, которые… разделяют ценности свободы и демократии».

Я привел пример Китая. Еще в 2019 году Великобритания пыталась продвинуть сделку Huawei 5G. «Мы передумали, потому что передумали американцы.» — сказал я. «Мы передумали не по этой причине.» — ответила она.

Я настаивал: «Американцы изменили правила игры, и у нас не было возможности гарантировать безопасность телекоммуникационной сети». Но она была непреклонна: «Мы передумали не по этой причине. Мы передумали, потому что это было правильно. Я была в правительстве, когда политика изменилась, и мы передумали, потому что это было правильно». Я отметил, что то же правительство, состоящее из тех же людей, ранее в том же году приняло другое решение о том, что было правильным, прежде чем передумать.

«Что ж, это верно. — ответила Трасс. – Том, у каждого правительства есть свои внутренние переговоры. И я не могу пересказывать эти внутренние прения, которые имели место в обоих случаях. Однако мы поступили так, как было нужно».

Какие бы выводы не напрашивались, если отслеживать современную британскую внешнюю политику, она практически полностью совпадает с политикой США, будь это ядерная сделка с Ираном, изменение климата, увеличение расходов на оборону, НАТО, угроза со стороны России или Китая.

Один из уроков изменения политики в отношении Huawei, а также политики Британии в более глобальном смысле заключается в том, что США все еще могут заставить своих союзников подчиняться, проявляя некоторое упорство. Но не все так просто на самом деле.

Очевидны признаки возвращения политики Британии в прежнее русло.

На фоне сильного давления со стороны США, в том числе угроз ограничить трансатлантический обмен разведданными, страна изменила курс, следуя своим предпочтениям. Тем не менее, Великобритания вернулась к своей позиции постепенного поворота в сторону Китая по мере безопасности, отчасти из-за разочарования в Вашингтоне.

В феврале стало известно, что Джонсон дал добро на возобновление торговых переговоров с Китаем, которые были приостановлены по истечению многих лет. Затем выяснилось, что, по-видимому, правительство Великобритании одобрило продажу британского завода по производству микрочипов китайской фирме, чтобы потом закрыть этот вопрос «в долгий ящик».

Каждый раз эти заявления вызывали негативную реакцию среди критиков Китая в Лондоне. Бывший глава администрации Мэй Ник Тимоти, который настаивал на более строгом контроле любой экономической открытости по отношению к КНР, отреагировал с тревожным смирением.

«Такое впечатление, что мы никак ни чему не научимся.» — отметил он. Хотя жесткая политика в отношении Синьцзяна и Гонконга остается в силе, недавние отчеты указывают на смягчение самых острых углов британской политики. И дело в ограниченных возможностях лидерства Вашингтона в аспекте противостояния с Поднебесной.

Сегодня некоторые в британском правительстве разделяют мнение, что как Brexit, так и прежняя политика, казалось бы, теплых отношений Джонсона и Трампа, унаследованная администрацией Байдена — не в интересах Соединенного Королевства.

У Великобритании наиболее воинственный настрой среди европейских союзников в отношении России и Китая с учетом того, что государство тратит более 2% ВВП на оборону и поддерживает действия США по ограничению ядерных амбиций Ирана. Но также усматривается критическое отношение из-за желания пересмотреть Brexit и игнорирование устремлений заключить соглашение о свободной торговле с Вашингтоном.

Если это так, некоторые в Лондоне задаются вопросом, почему бы не быть более независимым в том, что касается основных национальных интересов Британии? В определенном смысле, что теряет Британия в случае более тесной экономической интеграции c КНР?

Администрация Байдена ясно дала понять, что в ближайшее время торговой сделки с США не будет. И более того, ЕС продолжает следовать политике сотрудничества с Китаем по своему усмотрению, несмотря на то, что Китай поддерживает Россию экономически в период вторжения В.Путина в Украину.

Рационализм, определяющий британскую политику, снова подтверждается: масштабность и богатства Китая означают, что Британия просто не может себе позволить не вовлекаться… У Великобритании вне ЕС наблюдается слабый экономический рост, большие долги и еще ряд императивов активизировать торговлю. Так будет ли способен будущий премьер-министр игнорировать все то, что может предложить Китай?

Явный поворот Британии в сторону Пекина может служить показателем того, что Вашингтону будет трудно создать и возглавить какой-либо альянс – демократический или не очень – с целью сдерживания Пекина. Однако возможен вариант максимального давления и подчинения некоторых стран по аналогии с Британией и 5G. Это может лишить Лондон возможности проводить независимую политику, однако, такой расклад имеет предел.

США достаточно могущественны, чтобы их кнут эффективно работал, однако, без пряника эта стратегия ограниченна.

Возможно, главный урок британского взаимодействия с Китаем заключается в том, что основные национальные интересы скорее всего вновь проявятся в долгосрочной перспективе, независимо от того, какая партия, премьер-министр, канцлер или президент находятся у власти в Великобритании, Франции, Германии и где бы то ни было.

В Лондоне Джонсон проводил политику, аналогичную той, которую проводили все предыдущие британские премьер-министры этого века, включая лейбористов и консерваторов.

То же самое верно и для ЕС. Сегодняшняя экономическая связь с Китаем настолько глубока, что для серьезного изменения курса Брюсселя, Берлина, Парижа и Лондона потребуется гораздо больше, чем просто болтовня о «демократических союзах» и угрозах «правильному» миропорядку.

Что это означает для США? Если они стремятся создать коалицию, основанную на попытках сдержать Китай, они должны быть готовы угрожать и уговаривать, а также подкупать гораздо эффективнее чем прежде. Америка больше не единственная собака в загоне, даже если она по-прежнему лает громче всех.

Том Мак Таг – штатный корреспондент английского офиса The Atlantic

Источник: The Atlantic