На протяжении коронаэпидемии и коронакразиса большинство людей принудили к осознанию — происходит нечто важное и необычное, но все не так, как раньше.

Мы очень редко можем понимать, как есть на самом деле. Гораздо чаще мы можем понять, что не так. И это непростая проблема.

Итак, что не так?

Все не так — плохой ответ и недостойный. Понять, что именно не так и как именно не так, это значить создать иное «так» с его инопониманием «как».

Дезориентация как недискурсивное и несолидарное состояние

Понимание происходящего устроено по-разному. Мы можем происходящее понимать через исторические аналогии, метафоры, влияющие личности (субъекты), нарративы, дискурсы, идеи, концепты и концепции, модели, смыслы и перспективы.

Однако, в ситуации, когда происходит радикальное изменение всего мира, смыслы и перспективы оказываются наименее востребованными для понимания, так как предполагают смену не парадигмы, не эпистемы, а когнитемы понимания. Исторические аналогии и метафоры при этом не обладают всеохватностью. И если мы говорим о массовом понимании, то здесь чаще всего работают непосредственные нарративы или как очищенные от эмоций, переживаний, интуиций, вымыслов и коммуникативных элементов дискурсы.

Дискурс есть языковая рече-текстовая репрезентация реальности. Дискурс не только нормативно описывает, но и нормирует реальность. С когнитивной точки зрения, дезориентация — это утрата, отказ или даже запрет на понимание чего-либо не только внутри доминирующего либерально-демократического дискурса, но даже и внутри альтернативных субдоминирующих дискурсов (коммунизм, национализм, технократизм).

Доминирующих дискурсов не так много. Наиболее всеохватным является либеральный дискурс. Свобода — представление онтологичное, поскольку она является принципом Бога, Мира, индивида, личности, групп, общества, цивилизации и Всечеловечества. Все остальные субдоминирующие дискурсы в любой их комбинации (фашизм, коммунизм, демократия или консерватизм, монархизм, традиционализм, национализм, социализм, республиканизм, технократическая меритократия) есть способы организации совместного общежития и не являются подлинно онтологическими.

Еще год назад либерально-демократическое большинство западных граждан могло вполне себе адекватно интерпретировать абсолютное большинство событий и явлений в либерально-демократическом дискурсе. Теперь возникли новые явления и события: глобальная эпидемия коронавируса, инфодемия, коронакризис, локдаун и другие карантинные ограничения прав и свобод, президентские выборы 2020 года в США с подозрением о фальсификации, когда президента страны отключают от средств массовой информации или средств массовой коммуникации. Недискурсивность этих явлений в том, что их невозможно поместить в либеральный или в демократический, тем более в искусственно созданный и долгое время поддерживаемый либерально-демократический дискурс.

Происходящее в мире все больше становится недискурсивным.

Если люди в своем большинстве перестали понимать, что такое свобода слова и что такое цензура, то значит нет больше разницы между свободой слова и цензурой. Это также значит, что свобода мышления пришла в антагонистическое отношение со свободой слова, и мыслить нужно тихо, непублично, чтобы не вызывать нападок со всех сторон. В ситуации радикальных изменений мира мыслителей не любят даже больше, нежели своих недавних оппонентов с их контрдискурсами.

Либеральный дискурс отпадает от демократического и противопоставляется ему, а также и всем остальным дискурсам. В этом смысле либеральный дискурс оказывается под ударом всех остальных дискурсов. Сам же либеральный дискурс пока не может описать реальность принципиально новых границ свободы. То есть либеральный дискурс имеет самую сильную дезориентацию, и поэтому в ближайшее время будет вынужден проигрывать остальным дискурсам.

Таким образом мы имеем дело с размыванием дискурсивных границ, с дезиндентификаией по основным разграничениям доминирующих дискурсов: либералы становятся демократами или переходят на левые позиции; демократы становятся авторитаристами; при этом авторитаристы скатываются в тоталитаризм, консерватизм и монархизм; националисты вместе с левыми либералами и либертарианцам предлагают подходы явно фашистской диктатуры.

Популярные статьи сейчас

Коболев назвал главные преимущества открытия рынка газа

monobank рассказал об изменениях с кэшбеком

Monobank изменит функционал по просьбам клиентов

На Запорожской АЭС экстренно отключили энергоблок

Показать еще

Старые дискурсы становятся чрезвычайно экспансивными и пытаются захватить друг друга или ситуативно присоединиться друг к другу. В ситуации хаоса и дезориентации требование всеобщего контроля начинает доминировать над дискурсивным различиями: правые оказываются вместе с левыми, националисты вместе с имперцами, демократы вместе с фашистами. Либерализм же клеймится ими всеми как антигуманная позиция, направленная на уничтожение человеческого рода.

Новое массовое понимание не может стать инодискурсивным, ибо иной дискурс это то, что всегда находится в процессе драматичного и трудного создания. Инодискурс принципиально ненарративен, а это значит, что он всегда необжит, непрочувствован, не содержит опыта ошибок и тем более ясной перспективы. Иное — элитарно и немассово. Инодикурсом нельзя пользоваться в дискуссиях во время радикальных изменений, ибо он ничего не объясняет тем, кто не мыслит, кто в дезориентации и в неосознанном непонимании.

Если в ситуации радикальных изменений мира основные социальные дискурсы теряют свое разграничение, пытаются экспансировать и поглощать друг друга, то есть переходят из состояния совещательной коммуникации в ситуацию антагонистического противостояния и попытки подчинения друг другом, то солидарность разрушается.

Солидарность — это такое состояние в некотором сообществе или социальной группе, когда достигнуто консенсуальное согласие по некоторым основным принципиальным вопросам и ведется делиберативная коммуникация между дискурсивно выраженными позициями несогласия.

Понимание солидарно внутри социальных групп, созданных дискурсами. Доминируют дискурсы, создающие наибольшие группы с самой большой солидарностью. Тем самым дезориентация разрушает как внутренне солидарные группы, так и их дискурсы. Понимание в ситуации радикальных изменений всегда является несолидарным.

Дезориентация порождает так называемые несолидарные состояния. В теории солидаризма мало уделено места социально-психологическим состояниям, при которых солидаризация невозможна или сильно затруднена.

Несолидарные состояния — пессимизм, страх, ресентимент (подозрение, зависть, ненависть, месть), иллюзорные переживания (оптимизм, энтузиазм, торжество и возможно даже вдохновение), индуцированные массовые состояния (искусственное агрессирование и мирозлобие, искусственная мегаломания, патетика по поводу своей исключительности (эксклюзивности), состояния «охоты на ведьм», «поиска внутренних врагов» («пятая колонна»), нахождение и шельмование предателей, внешних агентов и т.д.).

Новое солидарное понимание оказывается в принципе невозможно внутри старых доминирующих дискурсов. Поэтому в ситуации радикальных изменений объяснять что-либо, вступать в обсуждение или что-либо прогнозировать внутри старых доминирующих дискурсов становится вообще бессмысленным.

Находящиеся внутри старых дискурсов все больше будут выглядеть идиотами, а их коммуникация все больше будет обессмысливаться. Возобладает массовая коммуникативная казнь дискурсов и их носителей друг другом. При этом инодискурс будет для многих непонятным. Отличить одно от другого для большинства будет очень сложно.

Преимущество понимания в инодискурсе в том, что если инопонимание будет сложнее, нежели понимание тех, кто поддерживает традиционные дискурсы, то все происходящее будет работать на продвижение, освоение и упрочение инопонимания.

Изменение субъектности в ситуации радикальных изменений

Кроме дискурсивного содержания, массовое понимание широко опирается на представление о субъектности.

Субъектность это структура деятельной активности — настолько сложная, насколько сложно наше понимание.

Для кого-то субъектность персонифицированная, для кого-то выражена языками экономики, политики (геополитики), культуры, цивилизации, истории, внешнего исторического воздействия и т.д. Кто-то пытается рассматривать субъектность на уровне мышления или Человечества, духа, Бога и т.д.

Иначе говоря, понимание субъектности происходящего это наше видения структуры активной воли. Чем сложнее видение этой структуры, тем менее оно может быть представлено для публичного обсуждения и стать основой массового понимания.

Нынешнее радикальное изменение связано с принципиальным преобразованием субъектности в гуманитарных языках экономики, политики, культуры и истории.

Принципиальное изменение субъектности в глобальном мире связано с тем, что субъекты больше не являются ни персонифицированными, ни группифицированными.

Апелляционный суд перуанских провинций Чинча и Писко обвинил основателя Microsoft Билла Гейтса, инвестиционного банкира Джорджа Сороса, а также членов семьи миллиардеров Рокфеллеров в создании пандемии коронавируса. Об этом сообщают местные издания Pasion por el Derecho и Peru 21. Справедливости ради сюда же нужно было дописать также Клауса Шваба, немецкого экономиста; основателя и бессменного президента Всемирного экономического форума в Давосе с 1971 года, который открыто призвал в своей книге «Great Reset» использовать эпидемию коронавируса для перезагрузки мирового порядка.

Иначе говоря, как было бы хорошо для общественного сознания, если бы была такая конкретная сволочь, которая придумала коронакризис или хотя бы коронавирус. Однако проблема в том, что такой конкретной сволочи нет. Есть только в том или ином смысле собранный субъект из тех инсайдеров, кто пытается так или иначе использовать коронаэпидемию и коронакризис.

Инсайдеры — не субъекты. Если некоторая мало организованная группа скрытно начала некоторый глобальный процесс преобразования, разработала модели его развития и использования, то это еще не значит, что члены этой группы или даже обретшая жесткую организацию вся группа сможет управлять этим процессом. Подготовку к преобразованию мира инсайдеры могут делать скрытно. Но как только преобразование началось, инсайдеры утрачивают свое преимущество и теряют преимущественную субъектную позицию. Преобразование Мира — процесс принципиально не инсайдерский.

Теории заговоров хорошо служат популистам, но не могут служить ни основанием для прогноза, ни, тем более, схемой для любой модели стратегического управления. Заговор — это то, что принципиально нестратегично. Ибо стратегия требует иного мышления, построенного на иных сложных концептах, а концепты скрывать бессмысленно. Ибо, зажегши свечу, ее не ставят под стол.

При столкновении с неподвластными мышлению связями и организованностями событий, большинство людей вместо того, чтобы усложнять собственное мышление, подозревают наличие такого сложного мышления в неопределенном пространстве заговора, которое к тому же обладает злонамеренностью. Заговор как перенос субъектности на уровень, недоступный собственному мышлению, который подозревается в злодействе, является проекционным ресентиментом.

То же самое мы можем сказать и о групповых глобальных субъектах. Был период противостояния США и СССР, который определял все происходящее в мире. Потом наступил период противостояния США и Китая, который определяет все происходящее в мире. Теперь США сходят с арены противостояния и остается Китай, подобно тому, как в 90-годы XX века, когда с арены противостояния сошел СССР, остались одни США. Однако это ничем не подкрепленное предположение. Субъектность перестает быть страновой. И нам придется увидеть мир распределенной субъектности: между корпорациями, странами, социо-платформами, порождающими ойкумены. Говорить об ойкуменальной субъектности сегодня можно, но в узком кругу — нет моделей, нет языка описания и тем более не существует концепта, концепций и основанного на них дискурса.

В современном мире мы имеем дело с квази-субъектностью, когда субъектов определяют доминирующие дискурсы и повестки дня; с распределенной субъектностью, когда многие разноуровневые инсайдеры действуют сообща, не имея никакой общей стратегии и осуществляя лишь самую общую публичную координацию. Точно так же мы вообще можем говорить о собранном субъекте (Мамардашвили), то есть о субъектной конструкции, которая является искусственной для той или иной исследовательской цели, но не существует в действительности.

Структура глобальной субъектности меняется. Появились представления о новых формах субъектностей: 1) Порядки; 2) Силы; 3) Стихийное давление масс.

Можно уже увидеть зародыши порядков, инсайдеры которых ведут войну за глобальное (или гелиосное) управление: 1) Общепланетарный цифровой контроль социального рейтинга с доминированием архаичных государств (Китайский проект); 2) Информационно-коммуникационный дискурсивный контроль с элементами медицинской и технологической диктатур корпораций (Западный проект); 3) Космический порядок — колонизация Марса, Луны, орбитальная и астероидная экономика (Западный, Китайский и Российский проекты); 4) Порядок искусственного интеллекта — роботы с их правами на социализацию, и биг-дата, где правила устанавливает искусственный интеллект, права которого тоже будут социально закреплены (Западный и Китайский проекты); 5) Виртуальный порядок — создание виртуальных пространств для людей, где будет развернута отдельная человеческая экзистенция, которая не совпадает с экзистенцией роботов и экзистенцией искусственного интеллекта (Западный и Китайские проекты).

Современные Порядки — это собранные субъекты. Пока что Порядки действуют наравне с государствами и корпорациями, однако со временем гелиосная (уже не глобальная) структура субъектности все больше будет превращаться в игру Порядков.

Силы — это безакторные и часто стихийные воздействия. Силы могут быть вырожденными порядками (Россия за последние десятилетия, выродившаяся из порядка в силу ядерного оружия) или порождать порядки (Китай из мировой силы ставший порядком за последние десятилетия). Силы это распределенные или эпизодические субъекты. Силы пытаются ограничивать существующие порядки и в идеале создавать свой порядок, если они оказываются в состоянии концептуально осмыслить Силу до уровня Порядка.

В ситуации неопределенности и дезориентации можно говорить лишь о проявлениях сил как аутсайдеров: 1) Ядерные государства с архаичной социальной структурой (например, Россия); 2) Социальные сети, где могут возникать очаги дискурсивного воздействия (Фейсбук, Ютуб); 3) Террористические группы и военные компании, действующие самостоятельно или по заказам возникающих новых сил («Аль-Каида», «Блекуотер», «Вагнер»); 4) Предприниматели, авантюристы, изобретатели глобального или гелиосного уровня (Маск); 5) Мыслительно-интеллектуальные микрогруппы вне какого-либо порядка, концептуально формирующие новые порядки или новые силы (не Римский Клуб).

Такая сложная структура новой субъектности (квази-субъекты, распределенные субъекты, собранные субъекты) противопоставлена структуре утраченной субъектности — стихийному давлению масс, которое тоже имеет черты некоторой квазисубъектности.

Индуцированный страх и транслируемый СМИ и социальными сетями ресентимент порождают три разных глобальных процесса десубъективации масс: 1) Апатию и депрессию для общества, уставшего от противостояний, войн, революций; 2) Потребность в контроле над собой для общества, привыкшего к комфортной, спокойной и сытой жизни; 3) Неорганизованную агрессию для молодого и амбициозного общества. То есть стихийное давление масс представляет собой некоторое ограничения для игры Порядков и Сил. Однако в конечном счете эта стихия управляема.

Старых субъектов больше нет. А новые сложные субъектности еще не стали действительными субъектами.

Существенно поспособствуют организации новых порядков и оформлению новых сил одни из аутсайдеров — жертвенные интеллектуалы, которые могут пойти наперекор представлениям большинства, против доминирующего дискурса и мейнстримной повестки дня в СМИ, против личной выгоды публичных должностей и корпоративных контрактов, выдерживая маргинальность личной или микрогрупповой позиции, противодействуя социальной деградации и депрессии.

Как возможно понимание?

Почему-то считается, что понимание — это некоторая простая и универсальная задача, когда можно сделать небольшое усилие и нечто понять. Однако это не так. В большинстве состояний человеческий индивид вообще не способен понимать.

Понимание — это создание новых паттернов или схем мышления, восприятия, интерпретации и прогнозирования, а не пользование наличными, как при интерпретации. Понимание требует свободного времени, довольно больших усилий. Понимание не только результат, но и процесс. Полноценное понимание вообще невозможно в ситуациях дефицита времени. Понимание не наблюдательно, а деятельно. Если воплощение понимания в деятельность не происходит, то и понимания не возникает.

Понимание экзистенциально невозможно, если отсутствует ценность понимания нового, неизвестного, иного, то есть понимания нет для нелюбопытных. Также понимание невозможно или существенно затруднено в ситуации социальной неадекватности, индивидуальной болезни или болезни самого общества. Многие приобретенные или наведенные установки затрудняют понимание — эгоизм, агрессия, архаизация, дление наличного, растворение в повседневности и т.п. Понимание экзистенциально не востребовано в состоянии непреодолимого комфорта. В ситуации дезориентации для понимания недостаточно выйти из зоны комфорта, нужны сверхусилия — отказы и преодоления. Понимание принципиально невозможно при утрате, отказе или согласии на запрет мышления.

Ключевым для начала процесса инопонимания как формирования иного мышления, иных схем и моделей понимания, является осознания непонимания или осознания кризиса понимания. Само это осознание — чрезвычайно спорно, скандально и идеологично. Ибо признать свое непонимание для политиков, менеджеров и экспертов очень часто для них означает расписаться в собственной несостоятельности.

Причем самого по себе осознания непонимания недостаточно. Чтобы вообще попытаться нечто возникшее иное понять, нужно понять предусловия самого понимания. Иначе говоря, чтобы от дезориентации перейти к пониманию, нужна ориентация. Причем эта ориентация организована установочным образом.

Понимание существенным образом зависит от установки, внутри которой происходит понимание. Что такое вернуть нормальную жизнь — вернуться к жизни по старым нормам (нормальность) или изменить жизнь согласно изменившимся нормам (новая нормальность)? И если менять жизнь под новые нормы, то какие именно новые нормы считать новой нормальностью?

Установки понимания формулируются как ответ на вопрос: «понять, чтобы потом что?» или «понять для какого действия или бездействия?». То есть понимание не бывает само по себе, понимание всегда установочно.

В этом смысле мы можем выделить установки понимания происходящего в любом изменении, в том числе, в ситуации кризиса, войны, эпидемии, катастрофы, фазового перехода Всечеловечества, глобальных изменений мира и любого другого контекста радикального преобразования мира и преображения экзистенции Всечеловечества.

Основных установок четыре. Их можно обнаружить и больше, но все остальные могут быть сведены к этим четырем.

Первая установка — предотвращение (превенция) кажущихся негативными изменений, активные действия на сохранение происходящего, попытка длить настоящее хорошее и знакомое нам состояние. Это возвращение к жизни по старым нормам.

В этот контекст входят представления о «верности демократии», «спасении демократии», «сохранении принципов международного права», «сохранение международных договоров и обязательств», включая даже «отстоять свою свободу» и тому подобные контексты.

Первую установку транслируют мировые правительства, политики международного уровня, институциональные эксперты на зарплате у мирового правящего класса. Для реализации установки превенции нужны всяческие кризисные менеджеры.

Эта установка, если она является внутренним убеждением и руководством к действию, а не игрой на публику, прикрывающей другие установки, неизбежно ведет к поражению, самым большим потерям, банкротствам, кризисам идентичности и полной дезориентации.

Вторая установка — приспособление (адаптация) к неизбежно происходящим изменениям и минимизации потерь. Речь идет об осознании неизбежности потерь и выбор адаптации в ситуации радикальных изменений как лишь минимизации потерь. Это постепенное изменение жизни сообразно изменяющимся нормам.

В этот контекст входит различного рода периодические оптимизации, реформы, сокращения, увольнения, изменения всяческих моделей хозяйствования, схем бизнеса, способов жизнедеятельности под давлением изменяющихся обстоятельств. Для реализации установки адаптации нужны всяческие эффективные менеджеры.

Вторую установку транслируют предприниматели и гибкие бизнесмены, креативный класс, представляющий часть интеллектуалов на контрактах у корпораций, институциональные ученые и различного рода неинституциональные эксперты, свободно передвигающиеся по рынку и осуществляющие глобальные консультации.

Эта установка позволяет оперативно приспосабливаться к изменениям, однако содержит риск выхода радикальности изменений за саму оспособленность приспособлений. То есть бывают такого рода изменения, к которым приспособиться невозможно. Поэтому вторая установка все еще включает риск полного банкротства и разрушения.

Третья установка — концептная, концептуальная, стратегическая. Она предполагает создание начальных концептов, развернутых и аргументированных концепций и основанных на них стратегий, которые в действительном пространстве реализации порождают игру стратегий, преобладание одной или нескольких из которых изначально непредсказуемо. Это нормирующая игра, игра норм, а не нормативные действия на соответствие.

В этом пространстве происходит битва инсайдеров и аутсайдеров, которых сложно привязать к каким-либо наличным институтам или традиционным типам деятельности.

Инсайдеры это те, кто пытался спрогнозировать нынешний кризис, использовать наличные ресурсы для управления им, создать таким образом преимущества для реализации своей стратегической позиции. Инсайдеры пытаются скрыть свои предстратегические замыслы, свой стратегический сговор с другими инсайдерами, остаться неузнанными и нераспознанными.

Традиционная ошибка инсайдера — хорошая ресурсная, стратегическая и концептуальная подготовка при слабом концептном творчестве. Инсайдеры традиционно пытаются анализировать и прогнозировать масштабно, но опираются на нормативное, немобильное, мало творческое и медленное мышление.

Аутсайдеры это те, кто включился в игру поздно, с небольшими ресурсами, с ограничениями по времени и т.д. Не следует под аутсайдерами понимать обывателей, институциональных акторов-превентов или даже слабо институционализированных акторов-адаптантов. Аутсайдеры — слабые игроки, но все-таки игроки, в отличие от остальных.

Аутсайдеры это кто просчитал действия инсайдеров, имел мало ресурсов, чтобы вовремя разработать свою стратегию, включился в стратегическую игру с инсайдерами довольно поздно и может рассчитывать только на совершенно иные и более мощные концепты, на навязывание более мыслительно обеспеченной стратегической игры.

Основный рынок консультационных услуг развернут внутри первой и второй установок понимания (превенция и адаптация). Третья стратегическая установка (стратегирование) создает рынок персональных авторских консультаций или консультаций стратегических микрогрупп, которых в мире счетное и очень малое количество.

Четвертая установка — пресуществление (транссубстанция), то есть преобразование мира и преображение себя на уровне онтологии и транзитологии, изменение духовного плана человеческого бытия, которое, собственно, и задает духовные основания преображения Всечеловечества. Это содержательное пространство весьма ограниченное, в значительной степени скрытое, принципиально нерыночное.

Таким образом, базовое самоопределение понимания в ситуации радикальных изменений мира предполагает выбор между превентами, адаптантами, стратегами (с их конфликтом между инсайдерами и аутсайдерами) и транссубстантами.

Наиболее сильные столкновения будут происходить между превентами и адаптантами. И обе эти группы будут бороться со стратегами-инсайдерами, которые с их позиции будут считаться дезадаптантами или мироедами, то есть теми сволочами, которые эти изменения и устроили. Различного рода публичные нарративы об инсайдерских сговорах и заговорах становятся очень популярны. Однако подлинная скрытая борьба будет происходить между инсайдерами и аутсайдерами. Новый же Мир или точнее Новые Миры создадут транссубстанты.

Как периодически и бывало уже в истории Всечеловечества, место гелиосных субъектов или стратегов вакантно, кто бы там что о себе не думал. Глобальное большинство Всечеловечества в страхе и ужасе от коронаэпидемии и инфодемии забилось в норы собственных домов, держится за традиционные дискурсы и повестки дня СМИ. Инсайдеры полны напыщенных иллюзий, что они всем управляют и меняют мир по собственному плану. Аутсайдеры надеются на участие и субъектность в этой Большой Игре. При этом инопонимание жертвенных интеллектуалов это то, что создает новые порядки и оформляет новые силы поверх старых страхов и иллюзий.

Вот где-то так…

Если вы продолжаете длить какой-либо традиционный дискурс, то вы создаете стихийное давление масс, то есть вы — гумус или пушечное мясо истории.

Если вы готовы приспосабливаться, то на стороне какого порядка? Или внутри какой силы?

Или может вы готовы предъявить свою силу или даже свой порядок? Тогда предъявите свое более сложное мышление.

Самоопределение в этих новых представлениях это и есть то, что с вами происходит…

Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, на канал «Хвилі» в Youtube, страницу «Хвилі» в Facebook, страницу «Хвилі» в Instagram.